Помощь - Поиск - Пользователи - Календарь
Полная версия: Революция
Онлайн игры и фотоприколы, Истории и веселые рассказы, Анекдоты и афоризмы > Анекдотики и афоризмы > Истории, приколы и пр.
Trend
Дело об азиатском льве


С тех пор как профессор Мориарти нашел свой бесславный конец в пучине горного водопада, наша жизнь на Бейкер-Стрит опять стала бесцветной, как дождливое лондонское небо.
В тот день, после обеда, я лениво просматривал передовицу "Таймс", в то время, как мой друг, по обыкновению, ставил какие-то немыслимые химические опыты.
- Уотсон, а где находится этот ваш Киев? - спросили меня Холмс, не оборачиваясь.
- Где-то в Азии, надо полагать, - ответил я, - но черт побери, как вы догадались что я думаю о Киеве?
- Друг мой! О чем еще может думать человек, читающий главную страницу "Таймс" с передовицей "Оранжевый понос"?
С этими словами Шерлок Холмс взял что-то пинцетом и внес в пламя спиртовки. Огонь пожелтел, затрещал, выпустив облачко белого дыма и в воздухе отвратительно запахло паленой шерстью.
- Господи, Холмс! Вы б окно открыли, - возмутился я.
Вместо этого мой друг резко встал и начал мерить комнату, шагая из угла в угол.
- Hет! - выпалил он, резко остановившись, - диоксином тут и не пахнет! Чувствуете? Каждый вид диоксина, а их насчитывается двести одиннадцать видов, имеет свой неповторимый запах. Если бы вы читали мою монографию на этот счет, вы бы тоже поняли, что ни о каком диоксине не может быть и речи.
- Очень любопытно! Hовое расследование?
- И да и нет, дело об отравлении, но, боюсь, речь идет о некоем
политическом фарсе. Вы знаете, что это? - и он указал на смятую бумажку, на которой лежал клок грубой рыжей щетины.
- Я думаю, шерсть обезьяны или льва. - я пожал плечами, - судя по всему льва. Да! Определенно, льва.
- Hет, Уотсон, это шерсть с головы президента Украины Ющенко, которую он сам прислал мне на той неделе. В сопроводительном письме он говорит, что отравлен диоксином и просит меня провести расследование. Он угрожает страшной расправой, если я не засвидетельствую факт отравления. Кстати, этот Ющенко будет здесь с минуты на минуту. Hо никакого отравления не было! Hе было, Уотсон, накакого диоксина!
- Это весьма интересно, Холмс, - сказал я, и вытащив лупу поглядел на неприятные рыжие волосы, - что ж он намерен сделать в этом случае? Организует майдан на Трафальгарской площади?
Что-то невыносимо знакомое почудилось мне в этих рыжих волосах...
- Холмс!!! - заорал я не своим голосом, отпрыгивая от стола, - Холмс! Руки!!!
- Что?
- Руки! Давайте сюда ваши руки!


Hичего не понимающий Холмс показал мне ладони. В этот момент он был похож на арестованного, который протягивает запястья полисмену, чтобы тот защелкнул на них наручники. Я схватил спиртовку, сбил пламя и, сорвав крышку вылил ее содержмое на руки моего друга.
- Можете вы, наконец, объяснить... - начал Холмс.
- Проказа! - выпалил я, - лепра!
- Что-то я не пойму вас, дружище, - пробормотал Холмс, вытирая руки о штаны.
- Возьмите лупу и поглядите сами на эти волоски! Только, умоляю, не прикасайтесь к ним. Видите те странные уплотнения у корней? Если бы вы служили врачом в Западной Индии, эти уплотнения вам о многом бы рассказали. Это проказа, смертельно опасная инфекционная болезнь. Помимо всего прочего у заболевшего меняется лицо. У нас, медиков, лицо прокаженного именуется "Маской Льва"!
- Hу, знаете ли, Уотсон... - начал Холмс, но закончить не успел.
Hа пороге возникла миссис Хадсон.
- А вы все квасите, джентельмены, - укоризненно сказала она, - спиртом разит аж на первом этаже. Hо я, собственно, не за тем. Вам почта, мистер Холмс.
- Почта? А почему так официально? Hу, тогда положите, как обычно, на письменный стол.
- Это очень необычная почта, сэр. Что-то из Азии, как я понимаю.
Тем временем, двое дюжих рабочих уже внесли в комнату огромный, грубо сколоченный деревянный ящик. Фута три в ширину, около четырех с половиной в высоту, он едва пролез в дверь и занял, казалось, полкомнаты. Hа верхней крышке чернел штамп киевского главпочтампта. - Hичего не понимаю, - обернулся ко мне Холмс, - точно, из Азии, очень любопытно.
С этими словами он взял каминную кочергу и поддел одну из досок. Та легко отскочила, и на пол посыпались, покатились большие красивые апельсины.
- Странно, странно... - бормотал Холмс, - глядите-ка на это! – он указал на большую надпись, пересекающую одну из сторон ящика. "Подарок для самого слабого" - гласила надпись.
- Знаете, Холмс, - сказал я, выступая вперед, - по-моему совершенно очевидно, что самый слабый здесь я.
- Hет уж позвольте! - отозвалась миссис Хадсон, - грешно вам, джентельмены... - Стойте! - выкрикнул вдруг Холмс, - стойте!
Он кинулся к книжной полке и схватил с нее справочник "Антология мультипликации". Полистав книгу околу минуты, он поставил ее на место и поглядел на меня.
Теперь я не узнал его. Это была ищейка, борзая идущая по следу, в предвкушении скорой добычи.
- Уотсон! - воскликнул он громким голосом, - а не отправиться ли нам в оперу? Сегодня дают "Аиду" Верди.
С грустью я пожал плечами. Все-таки столько лет работы сыщиком не могли пройти даром для моего друга. Он окончательно сбрендил. Hо Холмс не понял моего жеста и, схватив первый попавшийся листок бумаги, написал на нем несколько строк. Потом протянул мне этот листок и прошептал: "Передайте миссис Хадсон, только тихо". Hадпись на бумажке была такая: "Срочно позвоните в Скотланд Ярд инспектору Лестрейду, пусть пришлет полдюжины крепких парней".
- Hу так что Уотсон, - нарочито громко сказал мой друг, когда миссис Хадсон выскользнула из комнаты, - как насчет оперы?
Вдруг я понял, что втянут в какую-то странную игру, которую затеял Холмс.
- С удовольствием! - ответил я в полный голос, - обожаю Бетховена. Когда мы идем?
- Hемедленно, друг мой, немедленно! - и Холмс демонстративно затопал к выходной двери.
Я последовал за ним. Здесь Холмс некоторое время погремел ложкой для обуви, приоткрыл дверь и шумно ее захлопнул. Потом, приложив палец к губам, на ципочках прошел в дальний угол комнаты и уселся на ковер, жестом приглашая последовать его примеру.
- Hадеюсь ваш револьвер при вас? - спросил Холмс еле слышно, когда я опустился рядом.
Я кивнул.


Время тянулось медленно, как черничный кисель. Закат, кровавой полосой гаснущий над Темзой, окрасил комнату в зловещий багряный цвет. И чем больше наша комната наполнялась вечерней мглой, тем огромнее, тем ужаснее казался этот безмолвный посланец, темной массой возвышающийся в середине комнаты. Бувально физическое ощущение надвигающейся беды все сильнее и сильнее сжимало свои мертвенные пальцы на моем горле. Поглядев на Холмса, я понял, что он испытывает точно такие же ощущения.
Вот из ящика раздался еле слышный шорох, отдаленно напоминающий вздох. Холмс побледнел и напрягся, став похожим на готовящуюся к атаке кобру. Потом ящик ощутимо качнулся и доски в верхней его части стали сами по себе отскаивать со своих мест. Hа пол посыпались десятки апельсинов. Еще через мгноверие из ящика показалась чудовищно косматая львиная морда.
- Маска Льва! - крикнул Холмс и бросился к ящику.
Он схватил лежащую на полу кочергу и начал наносить удары по отвратительной роже чудовища.
- Ще нэ вмээр... - заревел лев, продолжая выбираться на свободу.
- Помогите же, Уотсон! - крикнул Холмс, продолжая орудовать кочергой как кавалерийской саблей, - его нельзя выпускать! Это Ющенко!
Я подбежал и нанес удар пяткой прямо в ухо льва. Однако становилось ясно, что долго мы не продержимся. Чудище продолжано неторопливо вылазить из ящика, не особо обращая внимание на наши с Холмсом попытки его удержать. Помощь подоспела вовремя. Входная дверь слетела с петель и в комнату валились шестеро дюжих полисменов во главе с инспектором Лестрейдом.
- Загоните его обратно, - выкрикнул Холмс, роняя кочергу и отскакивая в сторону. Дюжие парни с дубинками набросились на чудище со всех сторон. Hадо отдать должное лондонской полиции, она всегда оказывается на высоте, когда нужно поработать дубинкой, не особенно размышляя, "зачем" и "кого". Словом, когда полицейские расступились. Ящик был вновь заколочен и даже обит металлической лентой для надежности.
- Да, туго бы Вам пришлось, не успей мы вовремя, - заметил Лестрейд.
- Hесомненно, старина! - откликнулся Холмс, разминая потянутые связки на запястье, - можете записать на свой счет еще одно громкое дело.
- Hу, ясно! А как иначе? Скотланд Ярд всегда на страже вашей безопасности... да, а кто это был?
- Виктор Ющенко. Президент одной азиатсткой страны.
- Боже! Какая дикость! Сочуствую той стране. Только не понятно, что теперь с ним делать.
- Я думаю, чтобы избежать огласки, отправьте его почтой обратно в Улан Батор да и дело с концом.


Вечером мы сидели у камина. Холмс задумчиво курил, я потягивал портвейн. - И все же, - прервал я затянувшуюся паузу, - как вы так лихо провернули это дело?
- Элементарно, Уотсон, элементарно. Все это уже было. Hичего нового в этом мире не случается. Вот поглядите, - он не вставая дотянулся до книжной полки и взяв с нее увесистый том кинул мне, - это "Антология Мультипликации". Прочтите вслух, что написано на триста восьмой странице, второй абзац сверху.
- Киевнаучфильм, "Подарок для самого слабого", семьдесят восьмой год, тра-та-та... Льва отправляют тайно через границу в ящике с апельсинами... Hевероятно! Это свидетельствует о том, что...
- О том, что это хороший мультфильм, дружище... Когда-то и в Азии были нормальные страны.
- Да! Hо почему вы отправили Ющенко в Улан Батор? Он же из Киева.
- В самом деле? Значит перепутал. В конце концов Киев в Азии и Улан Батор тоже в Азии. Там уж как-нибудь сам доберется.


(Yuri Shimanovsky)
Boss
Занимательные истории партии


История 1-я,
О лампочке Ильича.

Однажды перегорела у Ильича лампочка. Сломался Ильич, так и не смогли его починить. Вот такая история.


История 2-я,
О ходоках, Ильиче и железном Феликсе.

Однажды Владимир Ильич, беседуя с ходоками, сказал: «все-то вы, товарищи, правильно понимаете. И про землю, и про прочую фигню. А вот скажите, есть ли у вас, батенька, фунт маслица?» Ходоки, вестимо, рассупонились: «для вас, Ильич, хоть бидон солярки!» А самый шустрый возьми, да и спроси: «а для чего тебе, дяденька?»
Прищурил Ильич добрые старческие глаза самому степенному ходоку и ответил: «реввоенсовет принял решение смазать железного Феликса. При обысках он сильно скрипит и пугает буржуазию!»
Даже о врагах заботился!


История 3-я,
Про Ильича и буржуазную францию.

Очень не любил Ильич буржуазную францию. «Не ст'яна, - говорил, - «а чушь собачья! Надо было мне лететь из Па'ижа в Питеы, так знаете, как у них авиакомпания называется? Э' ф'анс! Тфу, не выгово'ить!»


История 4-я,
Про Ильича и превратности судьбы.

Однажды Ильич, Троцкий и два эсера - один левый, другой правый - два веселых эсера, до поздней ночи расписывали в смольном пулю. Вистовали Ильич с Троцким. Троцкий возьми да и наиграй эссеру голого короля. Остался Ильич без лапы, расстроился очень, Троцкому и говорит: «ледорубом вас, батенька, за такое дело!»
Сдали еще раз и решил Ильич на мизер идти. Революция всегда риск. «Охранка», - говорит, - «меня не поймала, теперь вы попробуйте!»
Но непруха была вождю в тот памятный вечер: оказался мизер ловленным. И взял Ильич шесть взяток, как с кружка.
Плюнул в морковный чай, прищурился, «Эх»,- думает, - «брать, так брать!» И этой же ночью зимний взял.


История 5-я,
Как музыка товарищу Свердлову помогла.

Однажды товарищ Свердлов шел, звеня кандалами, на царскую каторгу. Идет себе, кандалами позванивает. Вдруг навстречу ему композитор Чайковский: «да у вас, милейший, кандалы в до-мажоре звенят!» Вынул нотную тетрадь и давай записывать. Тут из караульного помещения вышел композитор Мусоргский, и Чайковскому говорит: «да вы что, милостивый государь, с пюпитра упали? Кандалы-то в си-миноре звенят! Вот так», - и ударил пальцем по клавише рояля. «Нет!» - возражает Чайковский, - «дерьмовый у вас слух, в до-мажоре!» и ударил пальцем по другой клавише. А пока они спорили, товарищ Свердлов с каторги бежал. Утром заходит охранка на царскую каторгу, думала там Свердлов кандалами звенит, а это Чайковский с Мусоргским по клавишам ударяют.


История 6-я,
Про то, как Ильич царя надул.

Как-то Ильич вышел с конспиративной квартиры подышать гнилым воздухом империи. А чтоб затеряться в толпе, переоделся он великим князем Михаилом. Идет себе, над охранкой посмеивается. Вдруг шум, гам, гнет усилился. Смотрит Ильич - государь император едет. Обомлел Ильич. А ну как узнает тиран в толпе великого князя. Не удивится ли? И точно. Остановилась карета, выглянул Николай кровавый и молвит: «а что это вы, Ульянов, евреем-лавочником нарядились? Или у социалистов нынче мода такая?» не узнал, в общем.


История 7-я,
Об ужасах царской каторги.

Пригнали как-то большевиков на царскую каторгу в Вилюй. Смотрят они - на остроге табличка: «каторга закрыта на учет баланды». Погнали их тогда на царскую каторгу в Катуй. Вышел жандарм - брюхо - во, морда красная, на боку селедка болтается и воняет - жуть. Гнилая, наверное. «Это что за быдло», - говорит - «у нас каторга высшего разряду! Без галстуков пущать не велено!» Ну, у кого пенька на галстуки была - остались, остальных дальше погнали. На царскую каторгу в Анадуй. Долго гнали - оказалось - нет такой царской каторги. Ну, погнали их тогда до Усть-Пижм.
А в Усть-Пижмах - спецобслуживание. Только для участников революции 1905 года. Делать нечего, гонят большевиков дальше. Уж империя кончается - нет каторги, и все тут. Ночь пришла, охранка спать завалилась. Разожгли колоднички костерок, сидят, колодки тасуют. И мечтают о тех временах, когда каторга будет завсегда доступна народу.


История 8-я,
О том, как Ильич вел с'езд РСДРП.

Однажды Ильич шел по набережной Невы, нес снаряд для Авроры. Вдруг смотрит - нищий совсем пропадает. Пропадет - появится, пропадет - появится. Тонул, в общем. Кинул Ильич Нищему пятачок. Вдруг пятачок как закричит: «Винни, а революция?». Проснулся Ильич - слава богу, он в Лондоне на с'езде РСДРП.


История 9-я,
О нелегкой жизни товарища Урицкого.

Однажды партия послала товарища Урицкого на хутор. Смотрит товарищ Урицкий - на хуторе кулаки хлеб жгут. Тихон держит на вытянутых руках каравай, а Фрол тычет в него свечкой и приговаривает: «ужо вам, краснопузым!» Расстрелял товарищ Урицкий кулаков. Кулаки, конечно, не будь дураки, померли. Снял товарищ Урицкий с них лапти, портки и хотел все это в Питер отправить, да по запарке себе оставил. За голову схватился, сел и сам себе рапорт написал:
Товарищу Урицкому.
От товарища Урицкого.
Прошу сурово меня покарать, как не выполнившего задание партии.
И сам же резолюцию наложил: «отказать».
Во всем себе отказывал.


История 10-я,
Про Ильича и козни эсеров.

У одного эсера была ужасная память на имена. Как-то партия послала его в Париж, стрелять в Струве. А он пошел в манеж стрелять в Плеве. Долго стрелял. Уже и патроны кончились, и Плеве. А он все палит. Доложили об этом Ильичу. А тот только плечами пожал и сел писать «Лебединное озеро».
Чайковский это был. Петр.


История 11-я,
Про 300-летие дома Романовых.

Как-то собрались буржуи в зимний справлять юбилей дома Романовых. Генерал-губернатор принес дрель, владыка ключ на восемнадцать, а один камер-юнкер рашпиль с золотой ручкой. Сидят, справляют.
«Что-то стучит, господа», - сказал генерал-губернатор, снимая крышку с коробки скоростей. «Сейчас посмотрим», - буркнул владыка, отодвинул трон и полез в карбюратор. «Нет господа, определенно что-то стучит», - задумчиво произнес губернатор, протирая лампасом вынутые из коробки скорости. «Вот анафема!», - донесся из карбюратора голос владыки. «Да что это стучит-то, господи!», - заныл камер-юнкер, - «Нате вам, губернатор, рашпиль с золотой ручкой!» И невдомек было царским сатрапам, что это робко, прикладом, стучался в двери новый мир.


История 12-я,
О преждевременности революции 1905-го года.

Однажды Ильич с товарищем Менжинским сидели в подполье. «Как хорошо», - говорит Ильич, зашивая в кепку новое клише для «Искры», - «как хорошо, что на теле империи есть наш марксистский кружок! Да, батенька, стоит начать, и потянется народ.» «Не потянется», - возражает ему товарищ Менжинский. «Нет, потянется!», - тут же аргументировал Ильич. «Вот вы выйдите и начните! Сами увидите!». «Нет, уж!», - опять не соглашается Менжинский, - «сначала вы выйдите и начните, а потом я. Дисциплина прежде всего!»
«Ну, хорошо, хорошо», - говорит Ильич, - «давайте вместе выйдем и начнем». Вышли они из подполья и давай начинать.
Стоят, начинают. Смотрят, и вправду, потянулся народ. Два раза. И снова заснул.


История 13-я,
О маленьких слабостях революционеров.

У всех революционеров были свои маленькие слабости. Товарищ Луначарский любил считать интернационалы. Бывало, запрется у себя в кабинете и твердит часами: «Первый интернационал, второй, третий. Первый, второй, третий!»
Ильич лепил из хлебного мякиша. Бывало, слепит всему совнаркому на 1-е мая из мякиша по кукишу и радуется, как ребенок. А товарищ Сталин любил улыбаться в усы. Бывало позовет к себе товарища Буденного и до рассвета улыбается ему в усы.


История 14-я,
О том как товарищ Сталин ход войны изменил.

Однажды, товарищ Сталин стоял в коридоре кремля и выбивал свою верную трубку о товарища Молотова. Вдруг видит, идет навстречу товарищ Мануильский. Он частенько в кремль заходил - орден там получить, или поговорить по душам, как получится. Поманил Иосиф Виссарионович товарища Мануильского и спрашивает: «Как вы думаете, товарищ Мануильский, будет дождь или нет?». Товарищ Мануильский туда, сюда, дескать, в метеоцентре Троцкисты, агентура в Берлине молчит, трудно точно сказать. «Вы не юлите!», - сказал Иосиф Виссарионович, - «пойдет дождь, или нет?».
Собрался товарищ Мануильский с духом и говорит: «Товарищ Сталин, для нас, марксистов, не важно, пойдет ли дождь. Важно с нами ли он пойдет!» «Молодец!», - сказал товарищ Сталин, - «правильно рассуждаете! Назначаю вас маршалом Жуковым!».
С того момента ход войны изменился.
Boss
- Такой глупый дурак! Ну такой дурак глупый, я не знаю... Пристал на улице... У вас, говорит, глаза какие-то такие... Дурак... У вас, говорит, глаза, а у меня - усы, давайте вместе! Я говорю: ах, отстаньте, подите прочь, чего пристали, меня Надежда зовут, а вас? Он говорит: а меня как раз Володя! А у вас такие глаза... Я говорю: чего вы ко мне пристали на улице, на улице-то чего пристали, Володя? Он говорит: эти цветы - вам. Я говорю: ах, какие красивые, оба мне?! Он говорит: поедемте ко мне в подъезд! Я говорю: ах, нет, что вы, мне в консерваторию надо, не могу, опаздываю, ну разве что прямо сейчас... Приехали в подъезд. Он говорит: ах, какие у вас духи, это не по триста, это по семьсот, ах, какая прелесть! Я говорю: по девятьсот... Он говорит: не может быть! Богиня! Я говорю: негодяй, отвернитесь, я шляпку поправлю!
Ах да, говорит, шляпка! Господи, неужели это шляпка! Бог мой, так органично, я даже не заметил! Ну да, вылитая шляпка! Ах, эти глаза, эти волосы!.. Позвольте мне вас... Ну, хотя бы поздравить!.. Я говорю: только недолго... А он такой негодяй! Взял, поцеловал. Прямо губами. Прямо в руку, вот ведь негодяй! А меня когда в руку целуют, я такая романтичная становлюсь, ну прям тут же! Ах, говорю, оставьте эти ваши штучки! Давайте другие!.. Он говорит: щас-щас-щас-щас-щас, где тут у меня?! Расстегивает, копошится, ищет. Я вся такая волнуюсь, стою. А он достает и говорит: вот! Я говорю: и это все? Он говорит: пока да. Потом будет больше. Ну, я положила к себе в ридикюль и ушла. Деньги для революции мы всегда таким способом переправляли, никто ничего не заметил, а я впервые познакомилась с Ильичом.

(Евгений Шестаков)
Это текстовая версия — только основной контент. Для просмотра полной версии этой страницы, пожалуйста, нажмите сюда.
Русская версия Invision Power Board © 2001-2024 Invision Power Services, Inc.