Хоть тема "стишки" на форуме есть, она немного другая, чем хотелось бы видеть. В той теме форумчане размещают свое "русское народное творчество", а в этой я предлагаю размещать ваши любимые стихи, признанных классиков. Стихи - которые трогают за душу, все внутри переворачивают или просто заставляют задуматься.
Также предлагаю в этой теме размещать цитаты из любимых вами произведений.
При размещении стихотворений, прошу в обязательном порядке указывать автора.
Создадим собственный форумный сборник лучшей поэзии и цитат...

(просьба приколы и стихи собственного сочинения размещать в другой теме )

Евгений Евтушенко

ОДИНОЧЕСТВО

Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно -
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе
жевать, краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное...
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчемных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются -
в одних все пьют да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих -
вроде спорами идейными,
но приглядишься -
те же в них черты...
Разнообразные формы суеты!
То та,
то эта шумная компания...
Из скольких я успел удрать -
не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я,
но вырвался,
на нем оставив шерсть.
Я вырвался!
Ты спереди, пустынная
свобода...
А на черта ты нужна!
Ты милая,
но ты же и постылая,
как нелюбимая и верная жена.
А ты, любимая?
Как поживаешь ты?
Избавилась ли ты от суеты;
И чьи сейчас глаза твои раскосые
и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
что я сейчас в такси куда-то мчу,
но если я и мчу,
то где мне высадиться?
Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят,
чувствуя,
что мне они сейчас такие чуждые.
На их коленях головой лежу,
но я не им -
тебе принадлежу...
А вот недавно был я у одной
в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой елкой
с лампочками тускленькими,
посвечивая беленькими туфельками,
сидела женщина,
как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено
приехать,
что я был самоуверен
и слишком упоенно современен -
я не цветы привез ей,
а вино.
Но оказалось все -
куда сложней...
Она молчала,
и совсем сиротски
две капельки прозрачных -
две сережки
мерцали в мочках розовых у ней.
И, как больная, глядя так невнятно
И, поднявши тело детское свое,
сказала глухо:
"Уходи...
Не надо...
Я вижу -
ты не мой,
а ты - ее..."
Меня любила девочка одна
с повадками мальчишескими дикими,
с летящей челкой
и глазами-льдинками,
от страха
и от нежности бледна.
В Крыму мы были.
Ночью шла гроза,
и девочка
под молниею магнийной
шептала мне:
"Мой маленький!
Мой маленький!" -
ладонью закрывая мне глаза.
Вокруг все было жутко
и торжественно,
и гром,
и моря стон глухонемой,
и вдруг она,
полна прозренья женского,
мне закричала:
"Ты не мой!
Не мой!"
Прощай, любимая!
Я твой
угрюмо,
верно,
и одиночество -
всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно
прощальный снег от варежки твоей.
Спасибо женщинам,
прекрасным и неверным,
за то,
что это было все мгновенным,
за то,
что их "прощай!" -
не "до свиданья!",
за то,
что, в лживости так царственно горды,
даруют нам блаженные страданья
и одиночества прекрасные плоды.

Анна Ахматова

И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова.
Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.

А не то... Горячий шелест лета
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.

Константин Симонов

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
Женщине из г. Вичуга

Я вас обязан известить,
Что не дошло до адресата
Письмо, что в ящик опустить
Не постыдились вы когда-то.

Ваш муж не получил письма,
Он не был ранен словом пошлым,
Не вздрогнул, не сошел с ума,
Не проклял все, что было в прошлом.

Когда он поднимал бойцов
В атаку у руин вокзала,
Тупая грубость ваших слов
Его, по счастью, не терзала.

Когда шагал он тяжело,
Стянув кровавой тряпкой рану,
Письмо от вас еще все шло,
Еще, по счастью, было рано.

Когда на камни он упал
И смерть оборвала дыханье,
Он все еще не получал,
По счастью, вашего посланья.

Могу вам сообщить о том,
Что, завернувши в плащ-палатки,
Мы ночью в сквере городском
Его зарыли после схватки.

Стоит звезда из жести там
И рядом тополь — для приметы...
А впрочем, я забыл, что вам,
Наверно, безразлично это.

Письмо нам утром принесли...
Его, за смертью адресата,
Между собой мы вслух прочли —
Уж вы простите нам, солдатам.

Быть может, память коротка
У вас. По общему желанью,
От имени всего полка
Я вам напомню содержанье.

Вы написали, что уж год,
Как вы знакомы с новым мужем.
А старый, если и придет,
Вам будет все равно ненужен.

Что вы не знаете беды,
Живете хорошо. И кстати,
Теперь вам никакой нужды
Нет в лейтенантском аттестате.

Чтоб писем он от вас не ждал
И вас не утруждал бы снова...
Вот именно: «не утруждал»...
Вы побольней искали слова.

И все. И больше ничего.
Мы перечли их терпеливо,
Все те слова, что для него
В разлуки час в душе нашли вы.

«Не утруждай». «Муж». «Аттестат»...
Да где ж вы душу потеряли?
Ведь он же был солдат, солдат!
Ведь мы за вас с ним умирали.

Я не хочу судьею быть,
Не все разлуку побеждают,
Не все способны век любить,—
К несчастью, в жизни все бывает.

Ну хорошо, пусть не любим,
Пускай он больше вам ненужен,
Пусть жить вы будете с другим,
Бог с ним, там с мужем ли, не с мужем.

Но ведь солдат не виноват
В том, что он отпуска не знает,
Что третий год себя подряд,
Вас защищая, утруждает.

Что ж, написать вы не смогли
Пусть горьких слов, но благородных.
В своей душе их не нашли —
Так заняли бы где угодно.

В отчизне нашей, к счастью, есть
Немало женских душ высоких,
Они б вам оказали честь —
Вам написали б эти строки;

Они б за вас слова нашли,
Чтоб облегчить тоску чужую.
От нас поклон им до земли,
Поклон за душу их большую.

Не вам, а женщинам другим,
От нас отторженным войною,
О вас мы написать хотим,
Пусть знают — вы тому виною,

Что их мужья на фронте, тут,
Подчас в душе борясь с собою,
С невольною тревогой ждут
Из дома писем перед боем.

Мы ваше не к добру прочли,
Теперь нас втайне горечь мучит:
А вдруг не вы одна смогли,
Вдруг кто-нибудь еще получит?

На суд далеких жен своих
Мы вас пошлем. Вы клеветали
На них. Вы усомниться в них
Нам на минуту повод дали.

Пускай поставят вам в вину,
Что душу птичью вы скрывали,
Что вы за женщину, жену,
Себя так долго выдавали.

А бывший муж ваш — он убит.
Все хорошо. Живите с новым.
Уж мертвый вас не оскорбит
В письме давно ненужным словом.

Живите, не боясь вины,
Он не напишет, не ответит
И, в город возвратись с войны,
С другим вас под руку не встретит.

Лишь за одно еще простить
Придется вам его — за то, что,
Наверно, с месяц приносить
Еще вам будет письма почта.

Уж ничего не сделать тут —
Письмо медлительнее пули.
К вам письма в сентябре придут,
А он убит еще в июле.

О вас там каждая строка,
Вам это, верно, неприятно —
Так я от имени полка
Беру его слова обратно.

Примите же в конце от нас
Презренье наше на прощанье.
Не уважающие вас
Покойного однополчане.

По поручению офицеров полка
К. Симонов
1943

Борис Пастернак

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.

Сергей Есенин

ПИСЬМО К ЖЕНЩИНЕ

Вы помните,
Вы всё, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел -
Катиться дальше, вниз.

Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.
Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму -
Куда несет нас рок событий.

Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Когда кипит морская гладь -
Корабль в плачевном состояньи.
Земля - корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Ее направил величаво.

Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.

Тогда и я,
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.

Тот трюм был -
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.

Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.
Но вы не знали,
Что в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несет нас рок событий...

Теперь года прошли.
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!
Сегодня я
В ударе нежных чувств.
Я вспомнил вашу грустную усталость.
И вот теперь
Я сообщить вам мчусь,
Каков я был,
И что со мною сталось!

Любимая!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.
Я стал не тем,
Кем был тогда.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ла-Манша.
Простите мне...
Я знаю: вы не та -
Живете вы
С серьезным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен.
Живите так,
Как вас ведет звезда,
Под кущей обновленной сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
Сергей Есенин.

Обожаю это стихотворение, на языке оригинала оно звучит также потрясающе http://lib.ru/INOFANT/POE/crown3.txt
"Ворон"
Эдгар Алан По, пер. В.Брюсова
(из множества вариантов перевода мне этот нравится больше всего)

Как-то в полночь, в час унылый, я вникал, устав, без силы,
Меж томов старинных, в строки рассужденья одного
По отвергнутой науке и расслышал смутно звуки,
Вдруг у двери словно стуки – стук у входа моего.
"Это – гость,– пробормотал я, – там, у входа моего,
Гость, – и больше ничего!"

Ах! мне помнится так ясно: был декабрь и день ненастный,
Был как призрак – отсвет красный от камина моего.
Ждал зари я в нетерпенье, в книгах тщетно утешенье
Я искал в ту ночь мученья, – бденья ночь, без той, кого
Звали здесь Линор. То имя… Шепчут ангелы его,
На земле же – нет его.

Шелковистый и не резкий, шорох алой занавески
Мучил, полнил темным страхом, что не знал я до него.
Чтоб смирить в себе биенья сердца, долго в утешенье
Я твердил: «То – посещенье просто друга одного».
Повторял: "То – посещенье просто друга одного,
Друга, – больше ничего!"

Наконец, владея волей, я сказал, не медля боле:
"Сэр иль Мистрисс, извините, что молчал я до того.
Дело в том, что задремал я и не сразу расслыхал я,
Слабый стук не разобрал я, стук у входа моего".
Говоря, открыл я настежь двери дома моего.
Тьма, – и больше ничего.

И, смотря во мрак глубокий, долго ждал я, одинокий,
Полный грез, что ведать смертным не давалось до тою!
Все безмолвно было снова, тьма вокруг была сурова,
Раздалось одно лишь слово: шепчут ангелы его.
Я шепнул: «Линор» – и эхо повторило мне его,
Эхо, – больше ничего.

Лишь вернулся я несмело (вся душа во мне горела),
Вскоре вновь я стук расслышал, но ясней, чем до того.
Но сказал я: "Это ставней ветер зыблет своенравный,
Он и вызвал страх недавний, ветер, только и всего,
Будь спокойно, сердце! Это – ветер, только и всего.
Ветер, – больше ничего! "

Растворил свое окно я, и влетел во глубь покоя
Статный, древний Ворон, шумом крыльев славя торжество,
Поклониться не хотел он; не коле...сь, полетел он,
Словно лорд иль лэди, сел он, сел у входа моего,
Там, на белый бюст Паллады, сел у входа моего,
Сел, – и больше ничего.

Я с улыбкой мог дивиться, как эбеновая птица,
В строгой важности – сурова и горда была тогда.
"Ты, – сказал я, – лыс и черен, но не робок и упорен,
Древний, мрачный Ворон, странник с берегов, где ночь всегда!
Как же царственно ты прозван у Плутона?" Он тогда
Каркнул: «Больше никогда!»

Птица ясно прокричала, изумив меня сначала.
Было в крике смысла мало, и слова не шли сюда.
Но не всем благословенье было – ведать посещенье
Птицы, что над входом сядет, величава и горда,
Что на белом бюсте сядет, чернокрыла и горда,
С кличкой «Больше никогда!».

Одинокий, Ворон черный, сев на бюст, бросал, упорный,
Лишь два слова, словно душу вылил в них он навсегда.
Их твердя, он словно стынул, ни одним пером не двинул,
Наконец я птице кинул: "Раньше скрылись без следа
Все друзья; ты завтра сгинешь безнадежно!.." Он тогда
Каркнул: «Больше никогда!»

Вздрогнул я, в волненье мрачном, при ответе стол
"Это – все, – сказал я, – видно, что он знает, жив го,
С бедняком, кого терзали беспощадные печали,
Гнали вдаль и дальше гнали неудачи и нужда.
К песням скорби о надеждах лишь один припев нужда
Знала: больше никогда!"

Я с улыбкой мог дивиться, как глядит мне в душу птица
Быстро кресло подкатил я против птицы, сел туда:
Прижимаясь к мягкой ткани, развивал я цепь мечтаний
Сны за снами; как в тумане, думал я: "Он жил года,
Что ж пророчит, вещий, тощий, живший в старые года,
Криком: больше никогда?"

Это думал я с тревогой, но не смел шепнуть ни слога
Птице, чьи глаза палили сердце мне огнем тогда.
Это думал и иное, прислонясь челом в покое
К бархату; мы, прежде, двое так сидели иногда…
Ах! при лампе не склоняться ей на бархат иногда
Больше, больше никогда!

И, казалось, клубы дыма льет курильница незримо,
Шаг чуть слышен серафима, с ней вошедшего сюда.
"Бедный!– я вскричал,– то богом послан отдых всем тревогам,
Отдых, мир! чтоб хоть немного ты вкусил забвенье, – да?
Пей! о, пей тот сладкий отдых! позабудь Линор, – о, да?"
Ворон: «Больше никогда!»

"Вещий, – я вскричал, – зачем он прибыл, птица или демон
Искусителем ли послан, бурей пригнан ли сюда?
Я не пал, хоть полн уныний! В этой заклятой пустыне,
Здесь, где правит ужас ныне, отвечай, молю, когда
В Галааде мир найду я? обрету бальзам когда?"
Ворон: «Больше никогда!»

"Вещий, – я вскричал, – зачем он прибыл, птица или д
Ради неба, что над нами, часа Страшного суда,
Отвечай душе печальной: я в раю, в отчизне дальней,
Встречу ль образ идеальный, что меж ангелов всегда?
Ту мою Линор, чье имя шепчут ангелы всегда?"
Ворон; «Больше никогда!»

"Это слово – знак разлуки! – крикнул я, ломая руки. -
Возвратись в края, где мрачно плещет Стиксова вода!
Не оставь здесь перьев черных, как следов от слов позорны?
Не хочу друзей тлетворных! С бюста – прочь, и навсегда!
Прочь – из сердца клюв, и с двери – прочь виденье навсегда!
Ворон: «Больше никогда!»

И, как будто с бюстом слит он, все сидит он, все сидит он,
Там, над входом, Ворон черный с белым бюстом слит всегда.
Светом лампы озаренный, смотрит, словно демон сонный.
Тень ложится удлиненно, на полу лежит года, -
И душе не встать из тени, пусть идут, идут года, -
Знаю, – больше никогда!

Анна Ахматова

А ты думал - я тоже такая?
Что ты сможешь забыть меня?
Что я брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня?

Или стану просить у знахарок
Заговорной травы корешок?
И пришлю тебе страшный подарок -
Мой заветный, душистый платок...

Будь ты проклят! Ни словом, ни взглядом
Окаянной души не коснусь.
Но клянусь тебе жертвенным садом,
Чудотворной иконой клянусь....
И ночей наших пламенным чадом -
Я к тебе никогда не вернусь!!!!!!!!

Прошу прощения, если что-то напутала, писала то, что помню наизусть

Анна Ахматова, моя любимая поэтесса. Вообще люблю поэзию Серебряного века.

Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою....
За одиночество вдвоем,
И за тебя я пью...

За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз....
За то, что мир жесток и глуп.
За то, что Бог не спас...

это одно из самых моих любимых стихотворений Анны Ахматовой!!!

Из Ахматовой еще одно, любимое:

Как соломинкой, пьешь мою душу.
Знаю, вкус ее горек и хмелен.
Но я пытку мольбой не нарушу.
О, покой мой многонеделен.

Когда кончишь, скажи. Не печально,
Что души моей нет на свете.
Я пойду дорогой недальней
Посмотреть, как играют дети.

На кустах зацветает крыжовник,
И везут кирпичи за оградой.
Кто ты: брат мой или любовник,
Я не помню, и помнить не надо.

Как светло здесь и как бесприютно,
Отдыхает усталое тело...
А прохожие думают смутно:
Верно, только вчера овдовела.

Евгений Евтушенко

ДАЙ БОГ!

Дай бог слепцам глаза вернуть
и спины выпрямить горбатым.
Дай бог быть богом хоть чуть-чуть,
но быть нельзя чуть-чуть распятым.

Дай бог не вляпаться во власть
и не геройствовать подложно,
и быть богатым — но не красть,
конечно, если так возможно.

Дай бог быть тертым калачом,
не сожранным ничьею шайкой,
ни жертвой быть, ни палачом,
ни барином, ни попрошайкой.

Дай бог поменьше рваных ран,
когда идет большая драка.
Дай бог побольше разных стран,
не потеряв своей, однако.

Дай бог, чтобы твоя страна
тебя не пнула сапожищем.
Дай бог, чтобы твоя жена
тебя любила даже нищим.

Дай бог лжецам замкнуть уста,
глас божий слыша в детском крике.
Дай бог живым узреть Христа,
пусть не в мужском, так в женском лике.

Не крест — бескрестье мы несем,
а как сгибаемся убого.
Чтоб не извериться во всем,
Дай бог ну хоть немного Бога!

Дай бог всего, всего, всего
и сразу всем — чтоб не обидно...
Дай бог всего, но лишь того,
за что потом не станет стыдно.

А этот стих я обожаю с детства........ При поступлении его читала, потом со сцены на концерте читала. Одно из самых сильнейших стихотворений, на мой взгляд...

МИХАИЛ ЛАРИОНОВИЧ МИХАЙЛОВ

БЕЛОЕ ПОКРЫВАЛО
(Из М. Гартмана)

1

Позорной казни обреченный,
Лежит в цепях венгерский граф.
Своей отчизне угнетенной
Хотел помочь он: гордый нрав
В нем возмущался; меж рабами
Себя он чувствовал рабом –
И взят в борьбе с могучим злом,
И к петле присужден врагами.

Едва двадцатая весна
Настала для него — и надо
Покинуть мир! Не смерть страшна:
Больному сердцу в ней отрада!
Ужасно в петле роковой
Средь людной площади качаться...
Вороны жадные слетятся,
И над опальной головой
Голодный рой их станет драться.
Но граф в тюрьме, в углу сыром,
Заснул спокойным, детским сном.

Поутру, грустно мать лаская,
Он говорил: «Прощай, родная!
Я у тебя дитя одно;
А мне так скоро суждено
Расстаться с жизнью молодою!
Погибнет без следа со мною
И имя честное мое.
Ах, пожалей дитя свое!
Я в вихре битв не знал боязни,
Я не дрожал в дыму, в огне;
Но завтра, при позорной казни,
Дрожать как лист придется мне».

Мать говорила, утешая:
«Не бойся, не дрожи, родной!
Я во дворец пойду, рыдая:
Слезами, воплем и мольбой
Я сердце разбужу на троне...
И поутру, как поведут
Тебя на площадь, стану тут,
У места казни, на балконе.
Коль в черном платье буду я,
Знай — неизбежна смерть твоя...
Не правда ль, сын мой, шагом смелым
Пойдешь навстречу ты судьбе?
Ведь кровь венгерская в тебе!
Но если в покрывале белом
Меня увидишь над толпой,
Знай — вымолила я слезами
Пощаду жизни молодой.
Пусть будешь схвачен палачами –
Не бойся, не дрожи, родной!»

И графу тихо, мирно спится,
И до утра он будет спать...
Ему всё на балконе мать
Под белым покрывалом снится.

2

Гудит набат; бежит народ...
И тихо улицей идет,
Угрюмой стражей окруженный,
На площадь граф приговоренный.
Все окна настежь. Сколько глаз
Его глазами провожает,
И сколько женских рук бросает
Ему цветы в последний раз!
Граф ничего не замечает:
Вперед, на площадь он глядит.
Там на балконе мать стоит —
Спокойна, в покрывале белом.
И заиграло сердцем в нем!
И к месту казни шагом смелым
Пошел он... с радостным лицом
Вступил на помост с палачом...
И ясен к петле поднимался...
И в самой петле — улыбался!..

Зачем же в белом мать была?
О, ложь святая!.. Так могла
Солгать лишь мать, полна боязнью.
Чтоб сын не дрогнул перед казнью!

<1859>

из Серебряного века
Зинаида Гиппиус

Сердце исполнено счастьем желанья,
Счастьем возможности и ожиданья,
Но и трепещет оно и боится,
Что ожидание - может свершиться...

Полностью жизни понять мы не смеем,
Тяжести счастья поднять не умеем,
Звуков хотим - но созвучий боимся,
Праздным желаньем пределов томимся,
Вечно их любим, вечно страдая, -
И умираем, не достигая.....


Знаешь, тоже очень люблю эту балладу. Только я почему-то знала ее под названием "Святая ложь".

Тоже баллада, не помню, к стыду своему, автора.

Королева Британии тяжко больна,
Дни и ночи ее сочтены.
И прислать исповедника просит она
Из родной из Французской страны.

Но пока изПарижа попов привезешь -
Королеве настанет конец...
И король посылает двенадцать вельмож
Лорда-маршала звать во дворец.

Тот верхом прискакал к своему королю
И колени склонить поспешил:
О, Король! Я прощенья, прощенья молю
Если в чем-нибудь согрешил!

Я клянусь тебе жизнью и троном своим -
Если ты виноват предо мной,
Из дворца моего ты уйдешь невредим,
И прощенный вернешься домой.

Только плащ францисканца на панцирь надень,
Я оденусь и сам, как монах -
Королеву Британии завтрашний день
Исповедовать будем в грехах...

Рано утром король и лорд-маршал тайком
В королевскую церковь пошли.
И кадили вдвоем, и читали псалом,
Зажигая лампад фитили...

А потом повели их в покои дворца,
Где больная лежала в бреду.
С двух сторон подступили к ней два чернеца,
Торопливо крестясь на ходу.

Вы из Франции оба, святые отцы?-
Их спросила жена короля.
Королева, - ответили ей чернецы. -
Мы сегодня сошли с корабля.

Если так, то покаюсь пред вами в грехах,
И верну себе мир и покой....
Кайся, кайся - печально ответил монах.
Кайся, кайся, - ответил другой.

Я неверной женою была королю,
Это первый и тягостный грех...
Десять лет я любила, и нынче люблю
Лорда-маршала, больше, чем всех...

Но сегодня, о, Боже, покаюсь в грехах,
Ты пред смертью меня не покинь...
Кайся, кайся, - сурово ответил монах.
А другой отозвался: "Аминь"...


Как-то вечером, ровно три года назад,
В этот кубок из хрусталя,
Я нарочно за ужином всыпала яд,
Чтобы всласть напоить короля....

Но сегодня, о, Боже, покаюсь в грехах,
Ты пред смертью меня не покинь.
Кайся, кайся, - сурово ответил монах,
А другой отозвался:"Аминь!"

Родила я в замужестве двух сыновей.
Первый сын и хорош, и пригож,
Ни лицом, ни умом, ни отвагой своей
На урода-отца не похож....

А другой мой иалютка плешив, как отец,
Косоглаз, косолап, кривоног....
Замолчи! - закричал косоглазый чернец.
Видно, больше терпеть он не мог.

И, отбросив распятье, и сбросивши с плеч,
Францисканский суровый наряд,
Он предстал перед ней, опираясь на меч,
Весь в доспехах - от шеи до пят.

А другому аббату он тихо сказал:
Будь, отец, благодарен судьбе....
Если б клятвой вчера я себя не связал,
Ты бы нынче висел на столбе!

У меня дома сохранилась дореволюционная книга со стихами называется "Мелодекламирование", потрепанная-потрепанная, с пожелтевшими страницами, с буквами "ять", 1903 года выпуска.
Там я эту балладу впервые и прочла. Там она "Белое покрывало" называется


"Королева Британии тяжко больна...." - если не ошибаюсь, то это стихи неизвестного автора в переводе Маршака.

Очень люблю это стихотворение Есенина

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

Потому, что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.
Потому, что я с севера, что ли.

Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи -
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.

Про волнистую рожь при луне
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне...
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

Николай Гумилев

Солнце безумное, солнце палящее,
Бога, в пространствах бредущего,
Лицо сумасшедшее....

Солнце, сожги настоящее,
Во имя грядущего,
Но помилуй прошедшее....

Александр Блок

О доблестях, о подвигах, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе.

Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.

Летели дни, крутясь проклятым роем...
Вино и страсть терзали жизнь мою...
И вспомнил я тебя пред аналоем,
И звал тебя, как молодость свою...

Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла.
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла.

Не знаю, где приют своей гордыне
Ты, милая, ты, нежная, нашла...
Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,
В котором ты в сырую ночь ушла...

Уж не мечтать о нежности, о славе,
Все миновалось, молодость прошла!
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.

А ты что, поступала в театральный институт?

А.Блок "Возмездие"
(отрывок из Пролога)
Тут полный текст поэмы : http://public-library.narod.ru/Blok.Alexander/vozmezdi.html

Жизнь - без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай.
Над нами - сумрак неминучий,
Иль ясность божьего лица.
Но ты, художник, твердо веруй
В начала и концы. Ты знай,
Где стерегут нас ад и рай.
Тебе дано бесстрастной мерой
Измерить всё, что видишь ты.
Твой взгляд - да будет тверд и ясен.
Сотри случайные черты -
И ты увидишь: мир прекрасен.
Познай, где свет, - поймешь, где тьма.
Пускай же всё пройдет неспешно,
Что в мире свято, что в нем грешно,
Сквозь жар души, сквозь хлад ума...

А я как полюбила в юношеском возрасте, так и люблю Цветаеву!
Что-то меня притягивает, не пойму что!
Итак! Мои любимые:


Марина Цветаева


***
Пока огнями смеется бал,
Душа не уснет в покое.
Но имя Бог мне иное дал:
Морское оно, морское!

В круженье вальса, под нежный вздох
Забыть не могу тоски я.
Мечты иные мне подал Бог:
Морские они, морские!

Поет огнями манящий зал,
Поет и зовет, сверкая.
Но душу Бог мне иную дал:
Морская она, морская!

***
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала – тоже!
Прохожий, остановись!

Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.

Не думай, что здесь – могила,
Что я появлюсь, грозя...
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!

И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились...
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!

Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, –
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.

Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь.
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.

Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли...
– И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.

***
Администрации форума посвящается!


Кто создан из камня, кто создан из глины,-
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело - измена, мне имя - Марина,
Я - бренная пена морская.

Кто создан из глины, кто создан из плоти -
Тем гроб и нагробные плиты...
- В купели морской крещена - и в полете
Своем - непрестанно разбита!

Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьется мое своеволье.
Меня - видишь кудри беспутные эти?-
Земною не сделаешь солью.

Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной - воскресаю!
Да здравствует пена - веселая пена -
Высокая пена морская!

А мне запали в душу стихи нашей современницы, Татьяны Владимировны Железняк. У меня где-то лежит целая книжка ее стихов, а это я пишу наизусть. Некоторые из ее творений положил на музыку бард Антон Шатько - мож кто знает такого?

***
Когда я гляжу на тебя,
Я вижу, как тихо стекает
По камню слеза дождевая,
Не раня его, не дробя.

Когда я смотрю на тебя,
Я вижу, как рушатся горы,
Лишенные сил и опоры
Бессильною лаской дождя.

***
Где-то водятся слоны, где-то насекомые.
Муж отбился от жены, полюбил знакомую.
Где-то плавает ладья с девками-пиратками,
Где-то складывает судья папки аккуратные.

Где-то свищут соловьи, где-то полицейские.
Где-то правила свои, а у нас - халдейские.
Где-то выжжена земля, где-то огорожена.
Где-то можно "оля-ля", где-то не положено.

Где-то день и где-то ночь встретят победители.
Где-то сын и где-то дочь, где-то их родители.
Где-то ходит мальчуган - волосы до пояса.
Если жизнь - балаган, что тут беспокоиться!

***
Я в харчевню "Срам четырех дорог"
Завалюсь в грязи с головы до ног.
Попрошу чего-нибудь на обед,
А в ответ: "Поцелуев сегодня нет,
Нет яблок, нет вина, нет никакой еды,
Только старость - блюдо из лебеды
С чудесами погашенного огня."
Ешьте сами, это не для меня.

***
Поперек моей дороги боги бросили бревно.
Может это и не боги, только это все равно.
Злит кого-то - не сомкнулась вся стезя моя в кольцо.
Ну конечно, я споткнулась и расквасила лицо.

Дело было так погано, страх, авария в ночи!
В луже мыкаюсь, не встану. Плачь, а хочешь - хохочи.
Я, милиции не тревожа, не мешая спать врачу,
Оглядела в луже рожу и, конечно, хохочу.

А мне очень нравится стихотворение Иосифа Бродского:

Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако - сильно.

Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
Русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
Не дает побега; что луг с поляной
Есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,
Но зато ее хором не спеть. Не диво,
Что в награду мне за такие речи
Своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
Море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
Признаю я товаром второго сорта
Свои лучшие мысли и дням грядущим
Я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
В комнате, чем темнота снаружи.

И завораживает Маяковский:

Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?

Не знаю, можно ли Игоря Губермана отнести к классике, но очень нравятся из его "гариков" следующие:

Не жаворонок я и не сова,
и жалок в этом смысле жребий мой:
с утра забита чушью голова,
а к вечеру набита ерундой.

Не зная покоя и роздыха,
При лунном и солнечном свете
Я делаю деньги из воздуха,
Чтоб тут же пустить их на ветер.

Мои способности и живость
Карьеру сделать мне могли,
Но лень, распутство и брезгливость
Меня, по счастью сберегли.

Что-то у страны моей в утробе
С собственной природой не в ладу:
Школа убивает вкус к учебе,
А работа - рвение к труду.

Бывает - проснешься, как птица,
Крылатой пружиной на взводе,
И хочется жить и трудится,
Но к завтраку это проходит.

За страх, за деньги, за почет
Мы отдаемся невозвратно,
И непродажен только тот,
Кто это делает бесплатно.

Люблю людей и по наивности
открыто с ними говорю
и жду распахнутой взаимности.
А после горестно курю.

Мы варимся в странном компоте,
Где лгут за глаза и в глаза,
Где каждый в отдельности против,
А вместе - решительно за.

Не в силах жить я коллективно:
По воле тягостного рока
Мне с идиотами - противно,
А среди умных - одиноко.

В сердцах кому-нибудь грубя,
ужасно вероятно
однажды выйти из себя
и не войти обратно.

Мне жаль небосвод этот синий,
жаль землю и жизни осколки;
мне страшно, что сытые свиньи,
страшней, чем голодные волки.

Везде долги: мужской, супружеский,
гражданский, родственный и дружеский,
долг чести, совести, пера,
и кредиторов до хера.

Красив, умен, слегка сутул,
набит мировоззрением,
вчера в себя я заглянул
и вышел с омерзением.

Я живу - не придумаешь лучше,
сам себя подпирая плечом,
сам себе одинокий попутчик,
сам с собой не согласный ни в чем.

Я не верю вранью отпетому
о просвете во мраке мглистом.
Я отчаялся. И поэтому
стал отчаянным оптимистом.

Владимир Высоцкий

ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ

Кто-то высмотрел плод, что неспел, -
Потрусили за ствол - он упал...
Вот вам песня о том, кто не спел
И что голос имел - не узнал.

Может, были с судьбой нелады
И со случаем плохи дела,
А тугая струна на лады
С незаметным изъяном легла.

Он начал робко с ноты до,
Но не допел ее, не до...

Не дозвучал его аккорд
И никого не вдохновил.
Собака лаяла, а кот –
Мышей ловил.

Смешно, не правда ли, смешно!
А он шутил - недошутил,
Недораспробовал вино,
И даже недопригубил.

Он пока лишь затеивал спор,
Неуверенно и не спеша, -
Словно капельки пота из пор,
Из-под кожи сочилась душа.

Только начал дуэль на ковре -
Еле-еле, едва приступил,
Лишь чуть-чуть осмотрелся в игре,
И судья еще счет не открыл.

Он хотел знать всё от и до,
Но не добрался он, не до...

Ни до догадки, ни до дна,
Не докопался до глубин
И ту, которая одна, -
Недолюбил.

Смешно, не правда ли, смешно!
А он спешил – недоспешил, -
Осталось недорешено
Все то, что он недорешил.

Ни единою буквой не лгу -
Он был чистого слога слуга,
И писал ей стихи на снегу…
К сожалению, тают снега!

Но тогда еще был снегопад,
И свобода писать на снегу, -
И большие снежинки и град
Он губами хватал на бегу.

Но к ней в серебряном ландо
Он не добрался и не до...

Не добежал бегун, беглец,
Не долетел, не доскакал,
А звездный знак его - Телец –
Холодный Млечный Путь лакал.

Смешно, не правда ли, смешно,
Когда секунд недостает, -
Недостающее звено,
И недолет, и недолет!

Смешно, не правда ли? Ну вот, -
И вам смешно, и даже мне -
Конь на скаку и птица влет, -
По чьей вине?..

По чьей вине?..

1973г.

Очень люблю Лермонтова и Ахматову


Нередко люди и бранили,
И мучили меня за то,
Что часто им прощал я то,
Чего б они мне не простили.

И начал рок меня томить.
Карал безвинно и за дело -
От сердца чувство отлетело,
И я не мог ему простить.

Я снова меж людей явился
С холодным, сумрачным челом;
Но взгляд, куда б ни обратился,
Встречался с радостным лицом!


А совсем недавно "открыла" наконец для себя Блока

Когда ты загнан и забит
Людьми, заботой иль тоскою;
Когда под гробовой доскою
Все, что тебя пленяло, спит;

Когда по городской пустыне,
Отчаявшийся и больной,
Ты возвращаешься домой,
И тяжелит ресницы иней,-

Тогда - остановись на миг
Послушать тишину ночную:
Постигнешь слухом жизнь иную,
Которой днем ты не постиг;

По-новому окинешь взглядом
Даль снежных улиц, дым костра,
Ночь, тихо ждущую утра
Над белым запушенным садом,

И небо - книгу между книг;
Найдешь в душе опустошенной
Вновь образ матери склоненный,
И в этот несравненный миг -

Узоры на стекле фонарном,
Мороз, оледенивший кровь,
Твоя холодная любовь -
Все вспыхнет в сердце благодарном,

Ты все благословишь тогда,
Поняв, что жизнь - безмерно боле,
Чем quantum satis* Бранда воли,
А мир - прекрасен, как всегда.
_________________
*В полную меру (лат.)


и еще.. я никогда не знала, что у него есть белые стихи..

Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая,
Но такая измученная,
Говорите все о печальном,
Думаете о смерти,
Никого не любите
И презираете свою красоту -
Что же? Разве я обижу вас?

О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю,
Слишком много думаю с детства
И слишком занят собой.

Ведь я - сочинитель,
Человек, называющий все по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.
Сколько ни говорите о печальном,
Сколько ни размышляйте о концах и началах,
Все же, я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.
И потому я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные речи о земле и о небе.

Право, я буду рад за вас,
Так как - только влюбленный
Имеет право на звание человека.

М.Ю. Лермонтов

Напрасно я ищу повсюду развлеченья.
Пестреет и жужжит толпа передо мной...
Но сердце холодно, и спит воображенье:
Они все чужды мне, и я им всем чужой!


Е.Евтушенко

Был я столько раз так больно ранен,
добираясь до дому ползком,
но не только злобой протаранен —
можно ранить даже лепестком.

Ранил я и сам — совсем невольно
нежностью небрежной на ходу,
а кому-то после было больно,
словно босиком ходить по льду.

Почему иду я по руинам
самых моих близких, дорогих,
я, так больно и легко ранимый
и так просто ранящий других?

2 стихотворения Юлии Друниной, посвященных Великой Отечественной Войне.

Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.

1943 г.

* * *

ЗИНКА
Памяти однополчанки —
Героя Советского Союза
Зины Самсоновой

1

Мы легли у разбитой ели.
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, гнилой земле.

- Знаешь, Юлька, я - против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет.
У тебя есть друзья, любимый,
У меня - лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет...
Знаешь, Юлька, я - против грусти,
Но сегодня она не в счет.

Отогрелись мы еле-еле.
Вдруг приказ: "Выступать вперед!"
Снова рядом, в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.

2

С каждым днем становилось горше.
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку.
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам
Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы.-
Мы хотели со славой жить.
...Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав...
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.

3

- Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом стоит весна.

И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
...Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала?!

1944 г.

Аж слёзы наварачиваються!!!!!!
А я как в далёком детстве прочитала стих Сергея Михалкова, так до старости уже наверно не забуду!!!!!

Детский ботинок.

Занесённый в графу
С аккуратностью чисто немецкой,
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.

Его номер по книге:
"Три тысячи двести девятый".
"Обувь детская. Ношена.
Правый ботинок. С заплатой...."

Кто чинил его? Где?
В Мелитополе? В Кракове? В Вене?
Кто носил его? Жан? Или Поль?
Или русская девочка Женя?

Как попал он сюда, в этот склад,
В этот список проклятый,
тот порядковый номер
"Три тысячи двести девятый"?

Неужели другой не нашлось
В целом мире дороги,
Кроме той, по которой
Пришли эти детские ноги???

В это страшное место,
Где вешали, жгли и пытали,
А потом хладнокровно
Одежду убитых считали???

Здесь на всех языках
О спасенье пытались молится
Чехи, греки, евреи,
Французы, австрийцы, бельгийцы.

Здесь впитала земля
Запах тлена и пролитой крови
Сотен тысяч людей
Разных нации и разных сословий....

Час расплаты пришёл!!!
Палачей и убийц на колени!
Суд народов идёт
По кровавым следам преступлений.

Среди сотен улик
Этот детский ботинок с заплатой,
Снятый Гитлером с жертвы
"Три тысячи двести девятой"

1944 г.

Ромашка, какое трогательное стихотворение...

А у меня любимый поэт Александр Блок... Даже на экзамене по литературе у меня была тема реферата, связанная с этим замечательным поэтом. Стихотворений у него очень много, но хотела бы отметить следующее:

Servus — Reginae
Слуга — Царице (лат.).

Не призывай. И без призыва
Приду во храм.
Склонюсь главою молчаливо
К твоим ногам.

И буду слушать приказанья
И робко ждать.
Ловить мгновенные свиданья
И вновь желать.

Твоих страстей повержен силой,
Под игом слаб.
Порой — слуга; порою — милый;
И вечно — раб.

Двадцать второго июня, ровно в 4 часа

1941 год.

Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили
Что началася война.

Война началась на рассвете
Чтоб больше народу убить.
Спали родители, спали их дети
Когда стали Киев бомбить.

Врагов шли большие лавины,
Их не было сил удержать,
Как в земли вступили родной Украины
То стали людей убивать.

За землю родной Батькивщины
Поднялся украинский народ.
На бой уходили все -все мужчины,
Сжигая свой дом и завод.

Рвалися снаряды и мины,
Танки гремели броней,
Ястребы красны в небе кружили,
Мчались на запад стрелой.

Началася зимняя стужа
Были враги близ Москвы,
Пушки палили, мины рвалися
Немцев терзая в куски.

Кончился бой за столицу
Бросились немцы бежать
Бросили танки, бросили мины,
Несколько тысяч солдат.

Помните Гансы и Фрицы
Скоро настанет тот час
Мы вам начешем вшивый затылок,
Будете помнить вы нас.

Николай Заболоцкий

***

Меркнут знаки Зодиака
Над просторами полей.
Спит животное Собака,
Дремлет птица Воробей.
Толстозадые русалки
Улетают прямо в небо,
Руки крепкие, как палки,
Груди круглые, как репа.
Ведьма, сев на треугольник,
Превращается в дымок.
С лешачихами покойник
Стройно пляшет кекуок.
Вслед за ними бледным хором
Ловят Муху колдуны,
И стоит над косогором
Неподвижный лик луны.

Меркнут знаки Зодиака
Над постройками села,
Спит животное Собака,
Дремлет рыба Камбала,
Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.

Леший вытащил бревешко
Из мохнатой бороды.
Из-за облака сирена
Ножку выставила вниз,
Людоед у джентльмена
Неприличное отгрыз.
Все смешалось в общем танце,
И летят во сне концы
Гамадрилы и британцы,
Ведьмы, блохи, мертвецы.

Кандидат былых столетий,
Полководец новых лет,
Разум мой! Уродцы эти -
Только вымысел и бред.
Только вымысел, мечтанье,
Сонной мысли колыханье,
Безутешное страданье,-
То, чего на свете нет.

Высока земли обитель.
Поздно, поздно. Спать пора!
Разум, бедный мой воитель,
Ты заснул бы до утра.
Что сомненья? Что тревоги?
День прошел, и мы с тобой -
Полузвери, полубоги -
Засыпаем на пороге
Новой жизни молодой.

Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.
Спит растение Картошка.
Засыпай скорей и ты!

1929

ЗЫ. На эти стихи Василий Лавров написал очень красивую песню, только немного перекроил текст

Сегодняшним событиям посвящается...
Стих был написан в 1995 году, 13 лет прошло - и вновь актуально

Евгений Евтушенко
"На смерть грузинского друга"

Я друга потерял, а вы мне о стране.
Я друга потерял, а вы мне о народе.
На чёрта мне страна, где лишь цена в цене,
На чёрта мне народ, где рабство и в свободе.

Я друга потерял и потерялся сам.
Мы потеряли то, что больше государства.
Нам нелегко теперь найтись по голосам.
То выстрел за углом, то вой ракет раздастся.

Я был немножко им, он был немножко мной.
Его не продал я, и он меня не продал.
Страна – друг не всегда. Он был моей страной.
Народ – неверный друг. Он был моим народом.

Я русский. Он грузин. Кавказ теперь, как морг.
Идёт людей с людьми бессмысленная битва.
И если мёртв мой друг, народ мой тоже мёртв,
И если он убит – страна моя убита.

Не склеить нам страну, что выпала из рук.
Но даже в груде тел, зарытых без надгробья,
Друг никогда не мёртв. Он потому и друг.
И ставить крест нельзя на друге и народе.

Хорошо сказал, прямо в точку.

Моё любимое:

Счастье кончилось, и вот
У души раздоры с телом,
Намекнула между делом
Душа телу на развод.
Разведуться, разойдуться -
Тело вниз, душа наверх.
А я бедный, куда денусь,
С кем остататься мне навек?
С телом в темень не хочу,
Чем в бездушии заняться?
К душам жить не полечу:
Не прижаться, не обняться.
Мне бы с вами, мне бы с вами
Хоть на корочке сухой,
Хоть на краешке скамьи
С вами милые мои.

Д.Сухарев

Римма Казакова

ДУРАКИ

Живут на свете дураки:
На бочку мёда - дёгтя ложка.
Им, дуракам, всё не с руки
Стать поумнее, хоть немножко.

Дурак - он как Иван-дурак,
Всех кормит, обо всех хлопочет.
Дурак - он тянет, как бурлак.
Дурак во всём - чернорабочий.

Все спят - он, дурень, начеку.
Куда-то мчит, за что-то бьётся...
А достаётся дураку -
Как никому не достаётся!

То по-дурацки он влюблён,
Так беззащитно, без опаски,
То по-дурацки робок он,
То откровенен по-дурацки.

Не изворотлив, не хитёр, -
Твердя, что вертится планета,
Дурак восходит на костёр
И, как дурак, кричит про это!

Живут на свете дураки,
Идут-бредут в своих веригах,
Невероятно далеки
От разных умников великих.

Но умники за их спиной
гогочут... - Видели растяпу?
Дурак, весь век с одной женой!
- Дурак, не может сунуть в лапу!

- Дурак, на вдовушке женат
И кормит целую ораву!...
Пусть умники меня простят -
Мне больше дураки по нраву.

Я и сама ещё пока
Себя с их племенем сверяю.
И думаю, что дурака
Я этим делом не сваляю.

А жизнь у каждого в руках.
Давайте честно к старту выйдем,
И кто там будет в дураках -
Увидим, умники! Увидим.

1963

Иосиф Бродский

Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла всё это —
города, человеков, но для начала зелень.
Стану спать не раздевшись или читать с любого
места чужую книгу, покамест остатки года,
как собака, сбежавшая от слепого,
переходят в положенном месте асфальт.
Свобода —
это когда забываешь отчество у тирана,
а слюна во рту слаще халвы Шираза,
и, хотя твой мозг перекручен, как рог барана,
ничего не каплет из голубого глаза.

1976 г.

Стихи, цитаты, фразы, может быть, даже отрывки из романов Веселые, грустные, что запали в душу и которыми хочется поделиться или просто больше негде написать Делимся

Молчанье повисло в комнате,
Тяжёлая тишина..
В табачном дыму, как в омуте,
Двое - он и она.
Такие друг другу нужные,
Hо полные яда слов,
Которыми всё разрушено,
Размётано до основ.
Глухое молчанье в комнате...
Всё сказано,
Всё, как бред,
И хочется крикнуть:
- Вспомните
- Ведь вас друг без друга нет

Левитанский.

Как зарок от суесловья, как залог
и попытка мою душу уберечь,
в эту книгу входит море — его слог,
его говор, его горечь, его речь.

Не спросившись, разрешенья не спросив,
вместе с солнцем, вместе в ветром на паях,
море входит в эту книгу, как курсив,
как случайные пометки на полях.

Как пометки — эти дюны, эта даль,
сонных сосен уходящий полукруг...
Море входит в эту книгу, как деталь,
всю картину изменяющая вдруг.

Всю картину своим гулом окатив,
незаметно проступая между строк,
море входит в эту книгу, как мотив
бесконечности и судеб и дорог.

Бесконечны эти дюны, этот бор,
эти волны, эта темная вода...
Где мы виделись когда-то? Невермор.
Где мы встретимся с тобою? Никогда.

Это значит, что бессрочен этот срок.
Это время не беречься, а беречь.
Это северное море между строк,
его говор, его горечь, его речь.

Это север, это северные льды,
сосен северных негромкий разговор.
Голос камня, голос ветра и воды,
голос птицы из породы Невермор.

М. Цветаева

Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверстую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось:
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все, - как будто бы под небом
И не было меня!
Изменчивой, как дети в каждой мине,
И так недолго злой.
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.
Виолончель и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
К вам всем - что мне, не знавшей меры,
Чужие и свои?! -
Я обращаюсь с требованием веры
И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто - слишком грустно
И только двадцать лет,
За то, что мне прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру...
Послушайте! - Еще меня любите
За то, что я умру..

(А.Башлачев)

Трагикомический роман

Часы остановились в час.
Как скучно нам лежать в постели.
Как жаль, что наше "Ркацители"
Нас не спасает в этот раз.

Скрипит пружинами диван.
В углу опять скребутся мыши.
Давай очнемся и вдвоем напишем
Трагикомический роман.

Давай придумаем сюжет,
В котором нам найдется место,
В котором можно будет интересно
Прожить хотя бы пару лет.

Я буду к зависти толпы
Тебя любить любовью страстной,
Когда исчезнет мой проклятый насморк,
А также скука и клопы.

На океанских берегах
Для нас пристанище найдется.
И нам с тобою больше не придется
Все время думать о деньгах.

Не нужно думать о вине.
Не нужно печь топить дровами.
Мы будем там дружить с медведями и львами,
Забыв о будущей войне.

Ведь нет границ у странных стран.
И наши перья мы не сложим.
Тьмы низких истин, как всегда, дороже
Нас возвышающий роман.

Итак, мы пишем наш роман.
Творим немыслимое чудо...
А на немытую посуду
Ползет усатый таракан.

Что вспомнилось...

Евгений Евтушенко

Ты спрашивала шепотом:
"А что потом?
А что потом?"
Постель была расстелена,
и ты была растеряна...
Но вот идешь по городу,
несешь красиво голову,
надменность рыжей челочки,
и каблучки-иголочки.
В твоих глазах -
насмешливость,
и в них приказ -
не смешивать
тебя
с той самой,
бывшею,
любимой
и любившею.
Но это -
дело зряшное.
Ты для меня -
вчерашняя,
с беспомощно забывшейся
той челочкою сбившейся.
И как себя поставишь ты,
и как считать заставишь ты,
что там другая женщина
со мной лежала шепчуще
и спрашивала шепотом:
"А что потом?
А что потом?"

Вот, очень люблю

И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме,
И Гёте, свищущий на вьющейся тропе,
И Гамлет, мысливший пугливыми шагами,
Считали пульс толпы и верили толпе.

Быть может, прежде губ уже родился шепот,
И в бездревесности кружилися листы...
И те, кому мы посвящаем опыт,
Еще до опыта приобрели черты.

О.Мандельштам

А. Галич

ГОРОДСКОЙ РОМАНС
Она вещи собрала, сказала тоненько:
"А что ты Тоньку полюбил, так бог с ней с Тонькою!
Тебя ж не Тонька завлекла губами мокрыми,
А что у папы у её топтун под окнами,
А что у папы у её дача в Павшине,
А что у папы холуи с секретаршами,
А что у папы у её пайки цековские
И по праздникам кино с Целиковскою!
А что Тонька-то твоя сильно страшная -
Ты не слушай меня, я вчерашняя!
И с доскою будешь спать со стиральною
За машину за его персональную...
Вот чего ты захотел, и знаешь сам,
Знаешь сам, но стесняешься.
Про любовь твердишь, про доверие,
Про высокие про материи...
А в глазах-то у тебя дача в Павшине,
Холуи да топтуны с секретаршами.
И как вы смотрите кино всей семейкою,
И как счастье на губах - карамелькою..."

Я живу теперь в дому - чаша полная.
Даже брюки у меня - и те на молнии,
А вина у нас в дому - как из кладезя,
А сортир у нас в дому - восемь на десять.
А папаша приезжает сам к полуночи,
Топтуны да холуи тут все по струночке!
Я папаше подношу двести граммчиков,
Сообщаю анекдот про абрамчиков!
А как спать ложусь в кровать с дурой -
с Тонькою,
Вспоминаю той, другой, голос тоненький,
Ух, характер у неё - прямо бешеный,
Я звоню ей, а она трубку вешает...
Отвези ж ты меня шеф, в Останкино,
В Останкино, где "Титан" кино,
Там работает она билетёршею,
На дверях стоит вся замёрзшая,
Вся замёрзшая, вся продрогшая,
Но любовь свою превозмогшая,
Вся иззябшая, вся простывшая,
Но не предавшая и не простившая!

И. Бродский
ЛЮБОВЬ
Я дважды пробуждался этой ночью
и брел к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью,
не приносили утешенья мне.

Ты снилась мне беременной, и вот,
проживши столько лет с тобой в разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки
и выключатель. И бредя к окну,
я знал, что оставлял тебя одну
там, в темноте, во сне, где терпеливо
ждала ты, и не ставила в вину,
когда я возвращался, перерыва
умышленного. Ибо в темноте —
там длится то, что сорвалось при свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
двуспинные чудовища, и дети
лишь оправданье нашей наготе.
В какую-нибудь будущую ночь
ты вновь придешь усталая, худая,
и я увижу сына или дочь,
еще никак не названных,— тогда я
не дернусь к выключателю и прочь
руки не протяну уже, не вправе
оставить вас в том царствии теней,
безмолвных, перед изгородью дней,
впадающих в зависимость от яви,
с моей недосягаемостью в ней.

Редьярд Киплинг. "Завещание".
Есть много переводов этого стихотворения. В том числе Маршака.
Но меня буквально потряс еще в школе перевод Лозинского.

Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя, наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;

Пусть час не пробил – жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы – не снисходи до них;
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.

Умей мечтать, не став рабом мечтания,
И мыслить, мысли не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
Не забывая, что их голос лжив;

Останься тих, когда твое же слово
Калечит плут, чтоб уловить глупцов,
Когда вся жизнь разрушена и снова
Ты должен все воссоздавать с основ.

Умей поставить, в радостной надежде,
На карту все, что накопил с трудом,
Все проиграть и нищим стать, как прежде,
И никогда не пожалеть о том.

Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело
И только Воля говорит: «Иди!»

Будь прост, беседуя с царями,
Будь честен, говоря с толпой;
Будь прям и тверд с врагами и друзьями,
Пусть все, в свой час, считаются с тобой;

Наполни смыслом каждое мгновенье,
Часов и дней неуловимый бег, -
Тогда весь мир ты примешь во владенье,
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

Асеев Николай

Стихи мои из мяты и полыни,
Полны степной прохлады и теплыни.
Полынь горька, а мята горе лечит;
Игра в тепло и в холод — в чет и нечет.

Не человек игру ту выбирает —
Вселенная сама в нее играет.
Мои стихи — они того же рода,
Как времена круговращенья года.

1956

Нравится произведение и особенно отрывок
Василий Теркин. Смерть и воин.

За далекие пригорки
Уходил сраженья жар.
На снегу Василий Теркин
Неподобранный лежал.

Снег под ним, набрякши кровью,
Взялся грудой ледяной.
Смерть склонилась к изголовью:
- Ну, солдат, пойдем со мной.

Я теперь твоя подруга,
Недалеко провожу,
Белой вьюгой, белой вьюгой,
Вьюгой след запорошу.

Дрогнул Теркин, замерзая
На постели снеговой.
- Я не звал тебя, Косая,
Я солдат еще живой.

Смерть, смеясь, нагнулась ниже:
- Полно, полно, молодец,
Я-то знаю, я-то вижу:
Ты живой, да не - жилец.

Мимоходом тенью смертной
Я твоих коснулась щек,
А тебе и незаметно,
Что на них сухой снежок.

Моего не бойся мрака,
Ночь, поверь, не хуже дня...

- А чего тебе, однако,
Нужно лично от меня?

Смерть как будто бы замялась,
Отклонилась от него.
- Нужно мне... такую малость,
Ну почти что ничего.

Нужен знак один согласья,
Что устал беречь ты жизнь,
Что о смертном молишь часе...

- Сам, выходит, подпишись? -
Смерть подумала.
- Ну что же, -
Подпишись, и на покой.
- Нет, уволь. Себе дороже.
- Не торгуйся, дорогой.

Все равно идешь на убыль. -
Смерть подвинулась к плечу. -
Все равно стянулись губы,
Стынут зубы...
- Не хочу.

- А смотри-ка, дело к ночи,
На мороз горит заря.
Я к тому, чтоб мне короче
И тебе не мерзнуть зря...

- Потерплю.
- Ну, что ты, глупый!
Ведь лежишь, всего свело.
Я б тебя тотчас тулупом,
Чтоб уже навек тепло.

Вижу, веришь. Вот и слезы,
Вот уж я тебе милей.
- Врешь, я плачу от мороза,
Не от жалости твоей.

- Что от счастья, что от боли -
Все равно. А холод лют.
Завилась поземка в поле.
Нет, тебя уж не найдут...

И зачем тебе, подумай,
Если кто и подберет.
Пожалеешь, что не умер
Здесь, на месте, без хлопот...

- Шутишь, Смерть, плетешь тенета.
Отвернул с трудом плечо.-
Мне как раз пожить охота,
Я и не жил-то еще...
- А и встанешь, толку мало, -
Продолжала Смерть, смеясь. -
А и встанешь - все сначала:
Холод, страх, усталость, грязь...
Ну-ка, сладко ли, дружище,
Рассуди-ка в простоте.

- Что судить! С войны не взыщешь
Ни в каком уже суде.

- А тоска, солдат, в придачу;
Как там дома, что с семьей?
- Вот уж выполню задачу -
Кончу немца - и домой.
- Так. Допустим. Но тебе-то
И домой к чему прийти?
Догола земля раздета
И разграблена, учти.
Все в забросе.

- Я работник,
Я бы дома в дело вник,
- Дом разрушен.
- Я и плотник...
- Печки нету.
- И печник...

Я от скуки - на все руки,
Буду жив - мое со мной.
- Дай еще сказать старухе:
Вдруг придешь с одной рукой?
Иль еще каким калекой, -
Сам себе и то постыл...

И со Смертью Человеку
Спорить стало свыше сил.
Истекал уже он кровью,
Коченел. Спускалась ночь...

- При одном моем условье,
Смерть, послушай... я не прочь...

И, томим тоской жестокой,
Одинок, и слаб, и мал,
Он с мольбой, не то с упреком
Уговариваться стал:
- Я не худший и не лучший,
Что погибну на войне.
Но в конце ее, послушай,
Дашь ты на день отпуск мне?
Дашь ты мне в тот день последний,
В праздник славы мировой,
Услыхать салют победный,
Что раздастся над Москвой?
Дашь ты мне в тот день немножко
Погулять среди живых?
Дашь ты мне в одно окошко
Постучать в краях родных?
И как выйдут на крылечко, -
Смерть, а Смерть, еще мне там
Дашь сказать одно словечко?
Полсловечка?
- Нет. Не дам...

Дрогнул Теркин, замерзая
На постели снеговой.

- Так пошла ты прочь, Косая,
Я солдат еще живой.

Буду плакать, выть от боли,
Гибнуть в поле без следа,
Но тебе по доброй воле
Я не сдамся никогда.

- Погоди. Резон почище
Я найду, - подашь мне знак...

- Стой! Идут за мною. Ищут.
Из санбата.
- Где, чудак?
- Вон, по стежке занесенной...
Смерть хохочет во весь рот:
- Из команды похоронной.
- Все равно: живой народ.

Снег шуршит, подходят двое.
Об лопату звякнул лом.

- Вот еще остался воин.
К ночи всех не уберем.

- А и то устали за день,
Доставай кисет, земляк.
На покойничке присядем
Да покурим натощак.

- Кабы, знаешь, до затяжки -
Щей горячих котелок.
- Кабы капельку из фляжки.
- Кабы так - один глоток.

- Или два...
И тут, хоть слабо,
Подал Теркин голос свой:
- Прогоните эту бабу,
Я солдат еще живой.

Смотрят люди: вот так штука!
Видят: верно, - жив солдат,

- Что ты думаешь!
- А ну-ка,
Понесем его в санбат.

- Ну и редкостное дело, -
Рассуждают не спеша. -
Одно дело - просто тело,
А тут - тело и душа.
- Еле-еле душа в теле...
- Шутки, что ль, зазяб совсем.
А уж мы тебя хотели,
Понимаешь, в наркомзем...

- Не толкуй. Заждался малый.
Вырубай шинель во льду.
Поднимай.

А Смерть сказала:
- Я, однако, вслед пойду.

Земляки - они к работе
Приспособлены к иной.
Врете, мыслит, растрясете
И еще он будет мой.

Два ремня да две лопаты,
Две шинели поперек.
- Береги, солдат, солдата.
- Понесли. Терпи, дружок.

Норовят, чтоб меньше тряски,
Чтоб ровнее как-нибудь,
Берегут, несут с опаской:
Смерть сторонкой держит путь.

А дорога - не дорога, -
Целина, по пояс снег.
- Отдохнули б вы немного,
Хлопцы...

- Милый человек, -
Говорит земляк толково, -
Не тревожься, не жалей.
Потому несем живого,
Мертвый вдвое тяжелей.

А другой:
- Оно известно.
А еще и то учесть,
Что живой спешит до места, -
Мертвый дома - где ни есть.

- Дело, стало быть, в привычке, -
Заключают земляки.-
Что ж ты, друг, без рукавички?
На-ко теплую, с руки...

И подумала впервые
Смерть, следя со стороны:
"До чего они, живые,
Меж собой свои - дружны.
Потому и с одиночкой
Сладить надобно суметь,
Нехотя даешь отсрочку".

И, вздохнув, отстала Смерть.